Утренний свет пробивался через потемневшую от дождей листву, и отряд, сопровождавший посланника Османской империи, с неудовольствием снимался с лагеря, расставленного возле деревушки, которая обогрела и накормила уставших янычар, привыкших к более теплому климату.
Раду тоже с явным нежеланием ставил ногу в стремя и запрыгивал в седло, повыше поднимая меховой ворот и натягивая кугимэ на глаза, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения, что продувает со всех сторон. Коварные горы явно не ласково принимали блудного сына, да и не ожидал молодой человек доброго приема у князя Цепеша, про которого только и слышалось: "кровавая резня".
Знавший брата когда-то в детстве и сохранивший самые теплые воспоминания, Радус при этом полагал, что время сильно меняет людей. И при всем нежелании верить в слухи неоднократно уже видел по дороге следы расправ с несогласными. Привычка выставлять трупы напоказ явно была взята у османов, которые таким образом доводили противника до паники. Насаженные же на кол валашцы и посланники других князей, желающих узурпировать власть, вызывали у Раду настоящую тошноту.
Он только и смог, что выпить немного воды перед долгим переходом к заветному замку, не проглотив при этом ни куска предложенного ароматного мяса, приготовленного по старинным рецептам с травами и приправами. Зато мысленно проговаривал примерно, что скажет, когда окажется в каменном мешке двора и позади закроются ворота.
Влад мог убить всех. Да, такая позиция казалась наиболее верной и предпочитаемой. Здесь, за стенами гор, всякий возомнит себя неприкосновенным и защищенным. Увы, не от тюрков и их мести.
- Я поеду один, - едва за деревьями в просветах показался мост и стены укреплений, княжич поднял руку, останавливая командира и его солдат, повернулся и посмотрел с таким презрением, словно говорил не с защитниками, а обидчиками, лишившими его навсегда Родины и покоя. В светлых глазах появилось небывалое волнение.
Стучащая копытами лошадь ступила на камни и медленно пошла в сторону ворот. Отсюда, через пелену дождя мелкавшие на башнях фигурки казались крошечными и нелепыми. И Раду даже на мгнвоение забыл достать белый отрез, говоривший о том, что он пришел с миром.
А ведь достаточно было пустить одну стрелу, чтобы уложить его на месте.
- Я Радус Дракула! - приподнимаясь и показываясь стражникам, закричал юноша куда-то вверх. - Скажите, чтобы ваш господарь открыл для меня ворота...
Тыльная сторона ладони прошлась по мокрому лицу, пряди волос липли к щекам. Казалось, что слезы текут по коже, но разве кто увидит их теперь?
Минуты казались вечностью. Бездействие - казнью. Черная фигура показалась где-то за укреплениями, исчезла, а после послышался лязг цепей, и ворота начали медленно ползти вверх, открывая нутро замка... Сюда Радус въезжал без особого желания. Ему совсем не хотелось видеться с братом после всего, что случилось за эти годы. Но неизбежное когда-то настает.
И теперь княжич оглядывался по сторонам, видя незнакомцев, которые вышли встретить незванного гостя, в поисках Влада. Не сходя с лошади и догадываясь, что он находится где-то поблизости.
- Я пришел с миром. Влад... -  Раду стянул с голову шапку, чтобы его можно было хорошенько рассмотреть и узнать. - Ты поговоришь со мной?

Подняв голову вверх, Раду смотрел на брата, который походил на черного мрачного ворона, и сердце начинало щемить от невыраженной тоски. Конечно, тот не поймет и не станет слушать. Но возможно, его сердце еще не так заволокло ненавистью ко всему живому и удастся разбередить и заставить вспомнить, что младший брат совсем не враг.
Княжич оставил без ответа колкое замечание брата. Люди и так с презрением смотрели на богато одетого гостя, который прибыл вместе с тюрками и посмел войти в чужой дом. На родине многие считали Радуса перебежчиком, изменником. Не плевали под ноги разве что опасаясь расправы. Ведь на слуху звучало имя Мехмеда, да и тот бы не остановил разъяренную толпу, возжелай она порвать на кусочки проклятого извращенца, который слыл чуть ли не постельной игрушкой османского султана.
Княжич спрыгнул с коня, передавая узду слуге, что скривил бешено губы, поднялся по приглашению по лестнице и скоро оказался в мрачном каменном мешке коридора, который вывел его в зал, а затем и на лестницу, ведущую к Владу. Эти несколько минут сердце бешено билось в груди у Радуса. Колени подкашивались, а ноги делались ватными.
Повзрослевший княжич глубоко осознавал свою никчемность и то, что заранее не способен внятно выразить мысль о своем беспокойстве за наследника рода, оставшегося в живых после исламского плена. Только теперь он сознавал всю масштабность изменений во Владе. Достаточно было посмотреть на дела его рук, на  трупы на кольях, послушав о жестоких расправах над мятежниками и несогласными.
- Я не мог вернуться домой и не могу и теперь, - едва стража закрыла массивные темные двери, произнес, ступая вперед и оглядываясь вокруг: это был типичный для Валахии замок, пропахший сыростью. На стенах висели чучела животных, свисал у главного трона стяг, на полу небрежно лежала шкура, а стол... Стол, кажется укрывала красиво расписанная карта, которая могла говорить лишь о том, что Влад изучал местность и готовился к новым атакам. - Боже! - Радус выдохнул, находя, что Цепеш бледен, выглядит изможденным и уставшим, его хотелось обнять, ощутить жар тела, узнать заново как единственного родного человека. - Я беспокоился о тебе. Каждую минуту...

Влад отпустил плечи, но Раду еще ощущал давление пальцев и испытывал почти физическую боль от прямого намека старшего брата, но он сдержался от излишних эмоций и проявил неожиданную для себя сдержанность, потому что находил глупым показывать истинные чувства.
- Ты не можешь меня осуждать, - только и произнес тихим и ровным голосом, приглаживая влажные после холодного дождя волосы, убранные в тугую косу. - Я проделал долгий путь от моря, чтобы получить от тебя упреки? - в потемневших глазах появился упрек. Да, Радус сильно любил Влада, он считал его единственным близким человеком на всем свете, но даже ему, своему горячо обожаемому росдтвеннику не спустил бы подобного отношения. - Не знал, что ты слушаешь слухи, Влад...
Радус оставил церемонии и отправился к камину, где ярко горело пламя, освещая залу всполохами и наполняя мистическими тенями. Казалось, что тени Цепеша сразу двинулись за княжичем и даже попытались лечь ему на плечи, пока юноша стягивал с рук перчатки и расстегивая добротную накидку с меховым воротом. Под ним посланник оказался одет, как воин, а не как фаворит или любовник.
- Да, я близок с Мехмедом... - произнес, стоя к Цепешу полубоком и не смотря теперь на него. - Но мои мысли, мои чувства больше, чем какая-то низменная страсть. Когда мне было двенадцать и тебя отправили домой... я заключил сделку, потому что тебя собирались убить.
Раду опять посмотрел на брата долгим и не ждущим понимания взглядом, в котором появился даже некоторый холод. Конечно, проще презирать, чем пережить, что родственник возлег на ложе в постыдной гадкой связи, вспомнить, чем могло обернуться рабство для взрослого уже Влада Дракулы.
- Мехмед обещал мне отпустить тебя и исполнил свое слово. Ты свободен. А я здесь для того лишь, чтобы остеречь тебя от войны с султаном. Я знаю, что говорю. Он меня не направлял сюда, я сам попросился и приехал, потому что услышал, что ты творишь. Влад, ты никогда таким не был...
Юноша глубоко вздохнул, а потом порывисто подошел и обнял, сжимая так сильно и так безнадежно.
- Я молился за тебя каждый день. Не было ни одного момента, чтобы мне не было страшно, что тебя и здесь прикончат, словно безродного пса.

Сколько раз Радус слышал о войне. О ней говорили и на той и на этой стороне, ее желали и считали единственным вариантом, приносящим удачу. на самом же деле княжич наблюдал совсем другое. И боялся, что застанет брата именно таким - озверевшим, одичавшим, жестоким убийцей. Чудовищем! Сажающим на кол! Рвущим на части и врагов и родичей...
- Влад... -  юноша замолчал, лишь один раз произнеся имя Цепеша, а когда тот налил вина и продолжил, казалось бы, правильную речь, опустил голову и с неприязнью разглядывал грязную обувь, которой протоптал половину Валахии. - Влад, послушай меня... - княжича беспокоили мысли и надежды его единственного родственника, его чаяния, его приглушенная, но готовая выйти наружу ярость. - Ты же никогда не был убийцей. Ты помнишь, как мы оказались в плену, с ками отвращением ты взирал на казни? -  Раду обнял лицо Дракулы и заставил на себя посмотреть, словно этим что-то способен был изменить. - Реки крови льются по твоей земле. Люди от страха разбегаются, и ты казнишь своих... Понимаешь, ты валашцев отправляешь на кол. Я слышал, что их уже даже не сотни.
Пальцы скользнули по чуть колючим скулам. Княжич от чего-то испытывал страх... В зрачках его Влада сияло пламя - не живое, которое согревает душу, а черное, мистическое, почти фанатичное. Кажется, часть средств господарь отдавал Церквям, даже замли им отписывал, но вот о людях совсем позабыл, за малейшие оплошности наказывая непомерно.
- Ты везде видишь врагов. Везде! Зачем сейчас винить Мехмеда, если война у тебя голове... Посмотри вокруг! Пока я ехал вверх по склонам, то и дело видел трупы. Этот смрад, этот ужасный запах, вороны... Ты служишь смерти, Влад, - Раду вопреки словам так бережно и нежно обнимал Влада, что всякий со стороны подумал бы, что он сошел с ума. Но княжич действительно опасался и считал, что кличка Цепеш появилась неспроста. - Что с тобой случилось? Что?
Черты юноши заострились, тоска залегла в уголках губ - по тому времени, когда они были честны и чисты душами, когда жили, как завещал Господь, надеясь лишь на доброту, краюху хлеба и на самих себя.

Отредактировано Радус Дракула (2017-02-13 09:38:05)

- И знаешь, ты считаешь свою сторону правильной, - заключил Радус. Он промолчал насчет золотой чаши, словно та являлась настоящим проклятьем. - Только сам подумай. Случись нелепость, глупость, ты... бы убил невиновных. Влад! Я помню, каким ты был добрым и хорошим человеком. Ты хотел не разрушать, а строить... Посмотри вокруг. Что ты видишь? - темноволосый, бледнокожий, княжич выглядел уставшим, темные тени лежали под его глазами от недосыпания, дорога утомила, а холод пробирал до костей. Даже в относительно теплом зале, где горел камин, одежда не желала высыхать. - Если однажды золотая чаша упадет в колодец. И никто не будет виноват? Сколько людей ты отправишь на тот свет?
Юноша выдохнул и внезапно захотел уехать. Нет, не к Мехмеду. Он желал бежать подальше от войны, от крови, от постоянных воплей матерей, от завывания жен, от несчастья детей, лишившихся родителей. И мог бы бежать хоть на край света, лишь бы перестать слышать ветер резни.
- Ты хотел служить Валахии, - Радус подхватил плащ и виновато отвернулся. - В далекое время ты мечтал видеть ее процветающей, избавить от несчастий. Я приехал сюда, не веря слухам. Но мне сказали, что ты превратился в чудовище, которое идет на поводу у смерти. Словно она тебя посетила и заморозила твое Сердце.
Княжич запахнулся в плащ, даже не думая выпить вина или еще как-то согреться. Его трясло... Его душа металась, а воспоминания о всеобщих злодеяниях ставили равенство между Мехмедом и братом. Одинаковы, как будто отражения друг друга. Их явно вспоили одним молоком и поставили по разные стороны, чтобы уничтожать.
- Я хотел предупредить тебя. Бояре желают посадить тебя в тюрьму, называют кровопийцей, - Раду посмотрел через плечо. - Но ведь я для тебя уже чужой человек, не так ли?

Отредактировано Радус Дракула (2017-02-13 21:21:12)

Спорить с Владом? Нет, Раду делать этого не собирался. Лишь благодарно ему кивнул, благодаря за гостеприимство. А ожидал ведь совсем иного - что выбросит за порог или того хуже: учинит расправу, показательную казнь. Да только вряд ли поступит подобным образом. Или кровь родная не позволит, или обещание родителям, что убережет...
Только поздно хвататься за ускользающую из пальцев соломинку - с тюрком снюхался княжич. Да не с каким-нибудь воином славным или человеком простым, с самим султаном в друзьях ходил. Томные ночи с ним проводил и жениться даже не собирался, так глубоко его проела страсть к проклятому Мехмеду.
- Я скажу тебе что-то...если на то пошла речь, - Радус на пороге уже еще раз взглянул на Цепеша, наедине стянул с себя длинный кафтан, пошитый на заказ, пояс распутал с вязью арабских символов, что от всякой погибели ограждали, избавился от рубашки и поближе к огню подошел, подбирая с кровати присланную Владом сухую - с орнаментом замысловатым, на котором солярные символы воспевали солнце и урожай.
Душа на ладан уже дышала от волнений. Суха одежда избавляла от холода телесного, но от духовной лихорадки убежать не удавалось совершенно.
Княжич должен был поговорить с Владом о деле. Передать слова Мехмеда, потребовать исполнения обещанного. Владу не понравится такое. Близок час, когда его доброта обернется яростью.
Юноша к пламени руки потянул, сжал и разжал пальцы, желая, чтобы те хоть немного согрелись. Услышал стук в дверь, разрешая войти и дождался, когда на стол поставят еду и оставят его наедине. Как перед последней казнью, трапезничать хотелось меньше всего.
Раду упал спиной на кровать, смотря на каменные своды и слушая за окнами ветер - ноющий, молящий. Ему все казалось, что тени оживают, тянутся ближе, касаются лица и потом отступают... Тревога не уходила, и следовало дождаться, чтобы Влад позвал на разговор. А пока же глаза княжича сомкнулись и на него внезапно навалился поверхностный сон, через который виделось лицо старшего брата.

Княжич открыл глаза, понимая, что не сон видит, а и правда Влад сидит рядом и смотрит на него пристально, говоря про лошадку и про прошлое, которое давно растворилось в небытие.
- Ты всегда останешься для меня старшим братом, как ты не понимаешь столь простой истины? - юноша чуть улыбнулся. Он никогда не думал, что жестокий правитель, сажающий на кол людей, наказывающий пленников, может оставаться столь сентиментальным. Но и сам Радус хранил внутри добрые, нежные воспоминания, с которым не хотел расставаться и которые давали ему силы дышать и радоваться каждому дню. - Я не настолько неблагодарный по отношению к тебе, как это может казаться, Влад. Я ехал сюда, потому что хочу твоего счастья.
Княжич спустил ноги с постели и сел. Рука сама протянулась и коснулась волос Цепеша, пальцы мягко и нежно зарылись в темные пряди. Радус едва сдержал себя, чтобы не скользнуть на колени, как делал это в детстве, но лишь до боли вжался ногтями в ладонь левой руки и остановился от неправильного поступка.
Время всяких глупостей осталось позади. На Балканах зрела жестокая война, и остановить господаря от намерения убивать было невозможно, даже если положить голову Мехмеда к его ногам.
- И я тоже хочу вернуть то беззаботное время, но вряд ли мы вновь превратимся в детей... - юноша поежился, накидывая на плечи покрывало, под которым уснул. Взгляд его упал на огонь, а потом вновь вернулся к Дракуле.
Княжича что-то беспокоило. Но сам он списывал странные ощущения на непредсказуемость характера старшего брата - тот ведь мог и убить, и внезапно решить, что Раду следует пытать.
-  Как мне уговорить тебя от того, чтобы ты не вступал в противостояние с Мехмедом? Ты же давал ему слово о том, что будешь править здесь от его имени... Влад, я не хочу, чтобы тебя убили. Я все еще люблю тебя, и мои братские чувства глубоки, как и в детстве, - Радус положил ладони на колени Цепеша, неотрывно смотря на него, внутренне радуясь, что наконец точно знает, что тот жив и в порядке.
Сколько дней и ночей прошли в ужасе. Сколько часов княжич провел в молитвах за Дракулу, знал лишь он один, и делиться этой своей слабостью Радус ни с кем не собирался. Пусть недруги считают его подстилкой, пусть клянут, смеются, малюют этаким развратником и уродом, они понятия не имеют о том, как жить на османских берегах.