Несколько суток в пути от столицы до этого городка почти у самой границы Венгрии. Название его Сафир запомнил не сразу, как и принял приказ отправиться подальше из столицы. Всю дорогу его грызла мысль, уж не заподозрили ли чего визири в его делах, не завелся ли предатель в окружении, а может его в пути и вовсе ждет кинжал в спину? Странное, настораживающее чувство тревоги росло по мере их приближения к городу. Ночи тут становились все холоднее, а солнце повадилось прятаться за тучи, комом висевшие над головой. Не нравилось тут Сафиру, равно как и его лошади без конца нервно трясущей мордой и показывающей свой норов. Его караван, состоявший из телохранителей и повозки с вещами, прибыл в Пеште как раз, чтобы застать ночь.
Пеште. Город с особенным характером, с особенными людьми, еще не успевшими привыкнуть к новому положению и тюркском языку на своих улицах. Гордые, честные, правильные, словно подрастающие дети, люди тут неохотно принимали чужаков, подавая им черствый хлеб и прокисшее молоко. Повышение налогов для таких упрямцев, как бич для беснующегося раба. Сафир давно просмотрел все бумаги, находясь еще в пути, раздумывая, как совладать с городком, что костью встал для него, между тем как прочие города исправно платили налоги. И работа ли это для дефтердара - бродить по домам, обирая прижимистых горожан, да поучая ? Нет. Сафир подсчитал так же, что на прокорм той части армии, что осталась в приграничном городе уходит бОльшая половина налогов, что было вовсе скверно. Писать донесение первому визирю с просьбой отправить войска подальше.? В Яссы уже бунтуют вторую неделю, а эта бунтарская зараза распространяется быстро, Пеште сейчас словно бочка с порохом, даром что увели почти всех мужчин, остаются старики, женщины, дети. Сафир поморщился, столкновение и смешение двух культур происходило все чаще, чем дальше османы забирались в Европу, тем сильнее и причудливее виделись Сафиру эти различия. Женщины тут почти равны по правам мужчинам, да и не всякий раб боится своего господина.
С рассветом Сафир намеревался встретится с наместниками великого султана в Пеште, дабы выслушать мнение каждого, но сначала рынок. Что как не торговые лотки, лавки и люд вокруг могут рассказать о том, чем живет город и насколько он богат. Стоит лишь внимательно прислушаться к разговорам, присмотреться с товару и одежде людей, как тебе сразу же станет ясно, чем живет город. Сафир ковылял между рядов с рыбой, булками и овощной снедью, купив у какой-то надоедливой бабки гуся, тощего, лысеющего и старого. Тушка его теперь была зажата в подмышке дефтердара, а голова птицы болталась при каждом шаркающем шаге словно маятник.
Он тоже его заметил, даже раньше быть может, чем сам князь. И подумал столь же много, сколько и этот мужчина, вспоминая свое прошлое. Сафир не любил быть должным, долги же словно цепи, не пускают, тяжелеют с годами, да и расставшись с ними ты не сразу понимаешь, что произошло. А он был ему должен, вероятно самый большой долг, какой можно себе вообразить, только спрашивать его князь не спешил. Их дорожки разошлись так же быстро, как и сошлись, и каждый, вероятно, думал, что больше не встретиться им. Да вот Аллах повелел иначе. И опять неприятно заныло где-то в груди.
Сафир зорко осмотрелся, голова гуся остановилась, достигая почти самой земли.Подтянув птицу повыше, храня ее только для ему понятных целей, горбун проговорил:
- Доброго дня и тебе, -Сафир хотел было что-то еще добавить, но умолк, провожая взглядом случайного прохожего. -и я... вас- окончил фразу на сербском Сафир, коверкая слово на свой манер. Как бы не одевался князь, ничто не вытравит из его осанки стати господина.
- Что с городом, монах? Старухи тут продают последнюю скотину со своего двора, хотя город уже третий месяц к ряду не платит налоги,- вот..вот кто знает все и вся, словно бродячая псина, скитается по городам и городишкам, ища своей правды. Он знает побольше и получше всякого шпиона, приставленного к проворовавшимся наместникам. И цена такой информации не велика. Сафир отошел в темный угол крытой части рынка, прячась за цветастый резной столб, заодно приглашая старого знакомого для беседы.

Отредактировано Сафир Халил (2017-03-15 21:57:34)

Монах говорил складно, исправно, на манер захватчиков, витиевато выставляя слово за словом, словно бы пытался раствориться в новом мире. А мир этот был Стефан хуже кости в пересохшем горле, да вот слышал Сафир, что вера чужая учит терпению и смирению. Осмотрев монаха снизу вверх, горбун покусал губы, подбирая слова для ответа, но любопытство всегда утолялось не сразу.
-или твой бог толкает их к этому, - терпимость Сафира к иноземной вере всегда были рука об руку с выгодой, которую можно получить из этой самой терпимости. Он не не любил христиан и католиков, ведь людьми проще управлять, когда ты знаешь первопричину их поступков. Сафир оглянулся, усаживаясь осторожно на лавку, служившую некогда лотошнику, а нынче и торговать стали меньше и товар стал не тот, поэтому всю базарную мебель собрали тут в беспорядочном состоянии, лишь бы та не мешалась ни конным воинам, ни обычному люду. По брусчатке прокатилась тяжелая повозка, заглушая быть может ответ собеседника, а потом вновь воцарилась тишина.
- Чужие деньги считать,- тихо произнес дефтердар, выпрямляясь будто бы, опираясь рукой на край лавки, делаясь при этом вовсе не похожим на калеку, но в секунду поддаваясь неведомой силе и сгибаясь.
- Бывает и преданный пес скалится на кормящую его руку. В столице слухи ходят, что предатель завелся в Пеште.. ни нашим..ни вашим...до Европы ведь рукой подать....а ты к австрийцам на поклон ведь ходил..Ходил, не гневи своего бога,- мужчина уложил гуся рядом с собой, запахнувшись плотнее в темно-фиолетовые бархатные одежды и устремляя взгляд снизу вверх на собеседника. Сафир смотрел не выжидающе и надменно, а с любопытством и детским азартом. Ждал, когда этот монах в своей святой правоте и сам запутается и сделает ошибку.
- уезжал бы отсюда немедля...поразмыслив и поболтав правой ногой заметил Сафир, теперь разглядывая прямой светлый луч солнечного света, пробившийся в темноту крытого рынка сквозь дыру в черепице. Светлый отрезок в котором плясали былинки, выхватывал давно не метеные базарные углы и пробивающуюся сквозь стыки камней травинку.
- подальше...Не твоя уже эта война,- порыскав в кармане золотую монетку, Сафир повертел ее в пальцах, словно хотел было наградить ей давнего знакомого, да передумал, убрав ее обратно. Телохранитель, следовавший за Сафиром вышел к своему господину, своим только видом напоминая о конечной цели их визита, на что казначей отмахнулся. Ему необходимо было и место и время, но не тут, не сейчас.
- Приходи в мой дом, гостем будешь, князь, поговорить надо о деле, да не тут,- вздохнув тяжело, покривившись, Сафир встал с временного пристанища и подобрав полы своей длинной одежды пошел прочь. Он будет ждать вечернего гостя и сегодня и завтра, каждый день накрывая на стол. И тот обязательно придет, Сафир был уверен.

Не привык еще Сафир к этому дому или это дом не привык к нему. Не было в нем ни низких диванов, ни разноцветных витражей высоко над головами, ни лабиринта ходов и цветных легких тканей. Холод и темнота сковали не только сердца местных жителей, а земли, кровь, семя, дающее новую жизнь. Солнце тут если и в чести, да бывает и греет так редко, что скорая радость от встречи с теплом оборачивается привычным сном от холода. Сафир кутался в подбитый мехом темно-бордовый плащ и ждал того, кто обязательно придет. Сидеть за высоким столом, притворяясь в чужом доме своим и есть то, что дают, притворяясь, что любишь здешнюю пресную пищу. Вот и вся Европа, точнее ее глухие задворки, с которых их досточтимый правитель пытается забраться в хозяйские угодья, да видимо, споткнулся о камешек под названием Радус. Глаза устали от этой сырой стылой серости, что висела с самого их приезда, за окнами скудный и однообразный пейзаж и непривычная тишина, словно кончается жизнь. Тут в доме с низкими потолками и высокой мебелью, с узкими короткими кроватями за тяжелыми полотнищами и ночными вазами. Сафир ненавидел это место или оно его больше, выпивая остатки сил. Хотелось спать и пить. Когда на пороге встал долгожданный гость, казначей уже выпил три бокала вина. Не вино это было вовсе, кислое, льющееся водой. Но и оно сгодилось, чтобы согреть продрогшую требуху.
- Сядь, монах...- Сафир подвинул медную тарелку к пустому краю стола, приглашая мужчину сесть, по своему ли гостеприимству или быть может устал выпрямлять спину и задирать шею кверху, чтобы взглянуть Стефану в глаза. Хмыкнув себе под нос на новость, Сафир скинул с плеч тяжелый плащ и дотянулся до кувшина с вином, разливая уже гостю и себе.
- Пей, ешь,-  казначей дотянулся до горстки спелых желтых слив, каким то чудом привезенных с южной стороны, янтарно-сочных, ароматных, пронизанных тем же самым солнцем, под которым вырос Сафир.
- Спасибо, что пришел. Я ждал тебя, да..именно тебя, потому что никто другой мне не поможет, да и я у тебя в долгу. Одним больше, одним меньше,-  спелая желтая мякоть лопнула под пальцами казначея, щедро поливая недоеденный кусок утки в тарелке мужчины. В углу заметалась тень потревоженной свечи, свет которой привлек не спящих ночных бабочек. Сафир вытер пальцы и достал из своих карманов сложенный и опечатанный плотный лист бумаги. На просвет было видно, что он исписан витиеватыми тюркскими письменами.
- Не в моих правилах вмешиваться во все это,-  Сафир обвел пальцами дом, явно подразумевая под этим  ситуацию, что сложилась в мире. -но чем больше ты пихаешь в свой тюк, тем больше вероятности, что он треснет по шву,- тихо и мрачно произнес мужчина, отпивая из своего бокала и бросая на гостя выжидающий взгляд. Горбун замолчал, словно что-то думая про себя, поглаживая письмо по пузатому шероховатому боку и рассматривая пустоту перед собой.
- Письмо необходимо отправить в Рим,- поерзав на своем месте, Сафир все таки встал, с шумом отодвигая стул, ковыляя до того угла, где стояли скопом на высоком подсвечнике свечи, сманившие на свое обманчивое тепло обитателей озябшего дома.
-Проси в замен чего хочешь, монах...денег...свободы..жизни.. -причудливая горбатая тень расплылась по каменной гладкой стене, ускользая и вытягиваясь до самого потолка, путаясь там в деревянных балках. Сафир изловчился и поймал юркого мотылька, бережно сжимая его в ладони.
- не себе, нет. Твоему народу,- Сафир усмехнулся, выпуская мотылька за ставни, в ночную прохладу.

Сафир нахмурился, далеко и зорко смотрел княже, видел много и о большем даже умалчивал, но думы о будущем и волнения о судьбе своего народа сводили на нет все это умение. Хитрый казначей недовольно выдохнул, словно глупому ребенку теперь придется все пояснять, а это могло повлечь за собой еще расспросы. Да и не хотелось Сафиру лгать в лицо своему спасителю, что не говори, а помнил Сафир добро, пусть и невольно сделанное.
- Ты прав, князь, отправить письмо дело не хитрое, но, видишь ли, вышло так, что нынче нет веры никому, даже тем, с кем вчера делил хлеб, -казначей устало потер немеющую руку, взобравшись на свое место и отодвигая от себя остатки еды. В комнате на долгие минуты воцарилась тишина, словно заснул Сафир, обращаясь к своим внутренним мыслям.
- Где я, а где мой Повелитель? Мехмед шествует по миру с гордо поднятой головой и заглядывается на Константинополь, как голодный на плошку еды...я чую кровь, князь... а ты? Ничто его не остановит. Ни мои кляузы, ни твои молитвы. Да вот только где мы с тобой окажемся, если попадем в эти жернова войны? Деньги, что я приехал собрать, будут потрачены на строительство крепости в проливе Босфор, перегрызет Мехмед этому полудохлому византийскому гусю шею, если не примет унию Константинополь,-    мужчина помолчал, тяжело вздыхая и опять заглядывая князю в глаза, словно ища понимания.
- Не уходи нынче, останься в моем доме гостем до утра, а с рассветом сам решай, как поступить. Письмо оставлю на столе. Люди в доме тебе не преграда,- подумав немного, Сафир улыбнулся устало, гостеприимно приглашая в свое временное жилище, хотя и сомневался, что князь останется. Можно ли было начинать разговоры с Римом сейчас? Сафир рисковал, но католики упрямы в своей вере, мечами прокладывают себе дороги, да крестами меряют свое, вдруг и тут будет толк? Но с другой стороны, Константину сейчас все равно, что между двух огней плясать. Европа не поможет, так разберет по кусочкам остатки.
- Признайся честно, князь..и сам хотел быть может за помощью к кому обращаться? - осторожно спросил казначей, склоняясь совсем близко к гостю и цокая сухо языком, словно снимая пробу с собеседника.
- Венеция? Генуя? Защитников города по пальцам пересчитать можно,- задумчиво проговорил Сафир, залпом выпивая вина и умолкая.